Житель Воронежа Андрей Бирюков был приговорен к 3,5 годам колонии за комментарии в Вконтакте про население России и про ее власть. Андрей Бирюков 1987 года рождения. По образованию физик - ВГУ физика металлов. 17 мая 2020 он прокомментировал в Вконтакте пост о деле Надежды Беловой, которую осудили по сфабрикованному уголовному делу об «оправдании терроризма» за комментарии про Михаила Жлобицкого. Находился в СИЗО в одной камере с Григорием Севериным.

«1. Дело возбуждено за посты Вконтакте за несколько лет. В постах – оправдание [цензура]изма и призывы к экстремизму. Я редко посещал страницу. В других постах я писал про распад РФ, преследование путинских судей (схоже с постом блогера С[цензура]ы), высмеивал Бессмертный полк. Я был несогласен с законами, по которым людей преследуют за взгляды и высказывания. Я сознательно нарушал такие законы. Арт-проект, длившийся несколько лет. Делал фактически для себя, не думал стать заметным. Оправдывал [цензура] я в репосте новости о деле Надежды Беловой (воронежской активистки, которую судили за то же в 2020 г.).

4. В апреле проводил акцию у «Балтимора», был задержан. Был недоволен круглосуточным шумом от аэродрома, превышающим санитарные нормы. От шума страдают тысячи людей. После моего задержания нашли мою страницу Вконтакте. ФСБ возбудила дело. Я попал в волну репрессий после февраля.

5,9. В СИЗО спокойно. Решётки на окнах. Как детский сад – еда и сон по расписанию. Одинаковые стены. Трудно узнавать реальные новости. Я интересовался аскетическими практиками, самоограничением; читал истории людей, подвергавшихся преследованиям. Благодаря этому адаптировался к жизни здесь. Ранний подъём (в выходные на час позже), в камере загорается свет. После завтрака прогулка – один час в помещении с голыми стенами и скамейкой. Развлечения – чтение книг. После обеда – письма и передачи. Душ раз в неделю, можно мыться в камере из тазика. Там же стирать вручную. Санузел отгороженный. Отбой ранний, в выходные на час позже.

6. Я в одной камере с политически преследуемыми воронежскими активистами, один – бывший преподаватель ВГУ. У нас взаимное уважение. С уголовниками могло бы быть иначе.

7. Мне дали 3,5 года общего режима, несмотря на раскаяние и уход за пожилыми родственниками. Прокурор, видимо, хочет запросить ещё больше на апелляции.

8. Я ежедневно принимал Магний B6 как успокоительное. У меня панические атаки, регулярное учащённое сердцебиение и тревожное нервное состояние. Пытаюсь заниматься самоконтролем и отвлекать себя.

10. Меня поддерживают мама и бабушка. Им трудно, не хватает сил, времени и денег. Отец изредка приносил передачи, но идейно он не со мной, на стороне следствия. Мои друзья боятся за своё благополучие, сторонятся меня. Один друг точно на моей стороне, его я буду уважать. В этом акционистском проекте мной двигали любовь и сочувствие. Сожалел, как изменились многие воронежцы; хотел бы, чтобы были более развитыми людьми. Сочувствовал тем, кого преследовали из-за взглядов. Крах книжного рынка, отсюда негде дебютировать как писателю. Вокруг, в обществе, подступающая тьма. Мой спонтанный активизм был вызван всем этим.»

«23 января по моему делу была апелляция (телемост из воронежского СИЗО-3), приговор в итоге оставили в силе – 3,5 года колонии. Понимая это, я подготовил и осуществил во время последнего слова перформанс «Унижение судьи в прямом эфире» (отсылка к арт-группе «Война» – «Унижение мента в его же доме»).

В первой половине последнего слова я говорил о конце политического режима и об ответственности, которую понесут за политические преследования причастные к ним судьи, прокуроры и следователи. Во второй половине своего слова я сознательно демонстративно нарушил пять статей УК ([цензура] ч.1, дискредитация армии, 280 ч.1, 280.1 ч.1, приравнивание сталинского режима к нацистскому). Я высказался против СВО, сознательно нарушая в каждом пункте высказывания репрессивное российское законодательство (связанное с преследованием людей за высказывания, без реальных насильственных действий со стороны преследуемых). По каждому пункту высказываний я демонстративно просил возбудить против меня уголовное дело по соответствующей статье.

В конце последнего слова я также сообщил о своём участии в антивоенной агитации до ареста (рисование надписей, расклеивание листовок), о чём до этого следствию по моему делу не было известно, и попросил провести следственную проверку ещё и по этим событиям.

Сегодня, 25 января, мне всё ещё неизвестно, будут ли против меня возбуждены новые дела по итогам последнего слова. Вы можете сами узнать об этом у моей матери. Если новые дела не будут возбуждены, меня этапируют; если будут – оставят в СИЗО.

Логоцентрическая культурная система уничтожает своим внутренним абсурдом саму себя. Приравнивая слова к реальному экстремистскому действию, система придаёт слову магическую силу, перестаёт видеть разницу между символом (словом) и тем, что символ означает (действием). В интернете содержатся несколько миллионов таких комментариев, в которых при желании можно найти экстремизм, возбуждение ненависти или [цензура]зм. С точки зрения логоцентрической системы все эти слова являются реальными преступлениями, которые никогда не смогут быть пресечены (ресурсов системы не хватит, чтобы покарать всех комментаторов). Поэтому приравнивая слова – к оружию, говорящих или пишущих – к преступникам, а совершение высказывания – к совершению преступления, система ставит себя под одновременный удар миллионов непресекаемых преступлений, которые будут разрушать её стабильность.

Таков комментарий к моему перформансу. Я выступаю против преследований за высказывания людей, не совершавших реального насилия; против осуществляемого системой приравнивания слова к волшебному оружию, за использование которого нужно карать. Вся моя деятельность направлена против этого. Я не знаю, возбудят ли против меня новые дела или нет, но считаю, что в любом случае нахожусь в ситуации win-win: при каждом исходе система продемонстрирует свой кризис, неспособность на адекватную реакцию. Я ложусь под танк, чтобы сломать его.»